Архив метки Семейные отношения

Автор:Надежда Керова

Дети и деньги – оплачивать ли домашний труд и школьные отметки?

Немало дискуссий встречала среди родителей на тему вознаграждения за школьные оценки и домашние дела.
Причем, мнения встречала разные – от желания дать ребенку денег (помочь заработать) до убежденности, что товарно-денежные отношения – это лучший способ урегулировать школьную успеваемость и домашний труд.
Я против оплаты домашних дел. И против оплаты школьных оценок.
Для себя разделяю труд детей, как вклад в общий быт семьи – это не зарабатывание денег, это именно посильный вклад. Помыть посуду, покормить кошку, пропылесосить комнату, убрать игрушки. Более-менее взрослый ребенок может в магазин сходить и ужин приготовить.
Почему так? Просто потому, что мы все живем в этом доме, и вполне нормально, что каждый вкладывает что-то свое, в общий комфорт.
Важный момент в этом – труд должен быть посильным, соответствовать возрасту и не отнимать у ребенка все свободное время. Желательно, чтобы не вызывал явного отвращения. Иначе это уже не совсем про вклад в домашние дела, а эксплуатация и местами насилие, если ребенок вынужден преодолевать собственное отвращение, подавлять гнев и т.п. В перспективе ничего хорошего это не приносит.
И уж совсем прекрасно, если ребенку самому будет интересно и значимо то, чем он занимается. Интерес к кулинарии может стать хорошей помощью родителям. Очень приятно холодным зимним вечером прийти с работы к горячему ужину. Сил прибывает уже от понимания того, что не нужно сейчас тратить время на приготовление еды, а можно отдохнуть, поиграть с детьми или сделать что-то другое.
Интерес, любовь к домашним животным – покормить, выгулять, вычесать шерсть… Забота, ответственность за животное, но вместе с тем радость общения.
Я полагаю, что прежде, чем нагружать ребенка домашними делами, можно присмотреться: а что любит сам ребенок, что делает с удовольствием.
Что касается оплаты школьных оценок. В краткосрочной перспективе это может быть внешним мотиватором. Но есть и побочные эффекты, о которых родители порой просто не знают и не задумываются.
Расскажу только о случае, с которым встречалась в жизни.
В одном случае папа придумал систему тарификации оценок:
5 – 5 рублей, 3 – 3 рубля. 1 и 2 – штраф, соответственно.
Сын быстро посчитал, что получить пять троек так же выгодно, как три пятерки, но усилий нужно намного меньше. Кроме того, важно любым путем избегать двоек.
Какова была цель отца? Повышение успеваемости и объема знаний у сына.
Каков был результат? Знания поверхностные, ситуативные, лишь бы хватило на тройку прямо сейчас. Успеваемость не повысилась, средний балл стал даже ниже, чем был. Эмоциональное состояние ребенка, климат в семье также пошатнулись. В отношениях отца и сына стало меньше доверия, тепла и близости.
Они хотели совсем не этого. К сожалению, получилось так.
Это яркий и явный пример, когда внешняя мотивация работает не так, как предполагалось, а внутренняя мотивация к учебе, получению знаний вовсе проседает. Бывают и другие, когда события развиваются не так стремительно. К счастью, в этом случае родителям удалось пересмотреть стратегии воспитания и восстановить отношения с ребенком.

Автор:Надежда Керова

Семейные ценности. Партнерство.


Семейные ценности. Партнерство.

Есть такое выражение: Работающей женщине самой нужна жена.

Выражение довольно горькое, отражающее большую нужду многих женщин в разделении бытовых ежедневных дел с кем-то. И предполагающее, что мужчина, муж редко может быть тем партнером, с которым можно разделить нагрузку.

Я для себя недавно это выражение трансформировала в такое: Работающей в огороде женщине не обязательно нужна жена, достаточно хорошего мужа.

Я увлекающийся человек. Если я начала что-то делать, что для меня в этот момент важно и интересно, я могу сосредоточиться и работать долго, очень долго. Потом может оказаться, что я захожу в дом поздним вечером, уставшая, сил и времени уже катастрофически не хватает, а там надо еще посуду помыть, прибрать, подмести, ужин приготовить, всех накормить, опять посуду помыть…. Где-то до этого неплохо бы еще продукты купить в магазине и придумать, что семья будет есть на ужин.
Если я весь день в огороде провела – морковку полола или за розами ухаживала, то в тот момент ужин и прочие дела существовали где-то в параллельной реальности. При этом кроме огорода, который может меня увлечь, есть еще много других прекрасных дел: любимая работа, статьи, книги, семинары…

В такие моменты я сильно радуюсь тому, что муж любит и умеет готовить и легко может взять на себя бытовые вещи, пока я где-то неподалеку занимаюсь преобразованием мира. Например, газон планирую.
Конечно, так бывает не всегда. У мужа тоже бывает большая нагрузка на работе, когда времени нет ни на что больше, тогда морковке внимания меньше, домашним делам – больше.
Так устроено у нас.

В семьях вообще может быть много разных вариантов организации быта и совместных и раздельных дел. Хорошо бы знать по какому варианту живете вы. Совпадают ли ваши представления о том «как должно» с представлениями партнера?

Важно, что об этих вариантах можно договариваться, можно подстраховывать друг друга. Есть дела у каждого свои, а есть общие. Общие дела могут распределяться по-разному, в зависимости от того у кого в данный момент времени больше ресурсов на их выполнение – времени, сил, здоровья, умений, навыков… Кому проще и быстрее сейчас – тот и сделает.

Или кому важнее – приоритеты еще никто не отменял.
Если одному супругу важно, чтобы полы были чистыми всегда и в определенной степени чистоты – скорее всего так или иначе об этом придется заботиться самому. Как это обеспечивать – другой вопрос. Можно мыть самому, можно нанимать кого-то, можно договариваться с домашними о дежурстве по полам. Неважно кто это в итоге сделает. Важно, что фокус внимания на этом вопросе, организация и контроль у того кому это более ценно.

Еще важно, что обо всем этом можно разговаривать. Говорить о своих планах, намерениях, желаниях. Узнавать о том же самом у супруга и согласовывать их. Партнерские отношения в браке про доверие друг другу, про желание и умение договариваться, и про возможность опираться друг на друга. Если два человека не просто живут вместе как 1+1, если они именно пара, то в своем общем семейном поле у них точно больше энергии, которая позволяет осваивать какие-то дела.

Знаете в чем подвох?
Это может быть только добровольно. Договориться можно, услышать другого и сказать самому – можно. Правда если каждый готов принять любой ответ супруга, например, услышать «нет» и принять это «нет».
Продавить, обхитрить, сманипулировать – нууу, наверное можно пару раз, но в долгосрочной перспективе не работает просто потому, что делая так, мы из живого человека превращаем партнера в объект для воздействия.
Если хочется жить именно с человеком, приходится признавать, что он может быть неудобным. Что его решения могут не нравиться. И он может не только не угадывать желания, но и не торопиться выполнять те, что были названы.

Если не смотря на все не особо приятное, все еще можно замечать то хорошее, что есть…
Если можно говорить себе, что я выбрала этого человека в мужья и подтверждаю свой выбор сейчас…
Если можно внутренне признать ценность этого брака и того, что в нем можно отдавать и получать…

… у этой пары есть шанс договориться.

Иногда возможность разговаривать, слышать себя и другого и договариваться бывает реализована впервые спустя несколько лет брака и при посредничестве семейного психолога. И это начало пути друг к другу.

10.07.2018.

Автор:Надежда Керова

Отношения в паре, основанные на чувстве вины.

images22Здесь я опишу вариант отношений в паре, когда один человек провоцирует другого на чувство вины и именно через это чувство организованы взаимодействие и коммуникации в паре.
Ко мне на консультации обращаются люди с проблемами взаимоотношений в паре или в детско-родительских отношениях. Эти сложности бывают связаны с тем, что отношения между людьми строятся на чувстве вины и жалости. Как правило, изначально в жизни случается какая-то сложная ситуация, которую не удается полностью прожить.
Первый вариант: отношения супругов поддерживаются за счет общей вины за ребенка.
Например, в семье есть больной ребенок. Были сложные беременность и роды, которые привели к травме ребенка, физическому недостатку, или позже случилась серьезная болезнь. Мать ребенка может сильно переживать из-за этого и винить себя, считать, что была недостаточно предусмотрительной и осторожной, сделала какую-то ошибку. Но она не завершает эту ситуацию, а продолжает вариться в чувстве вины. Причем переживает ее в одиночестве, не разделяя ее ни с кем, искренне полагая, что виновата во всем сама. Муж этой женщины может переживать за жену, страдая при этом от собственного бессилия, невозможности ей помочь и виня себя за это. Эта сложная ситуация для пары иногда приводит к разрыву отношений, поскольку долго выносить такое напряжение невозможно. Но, в некоторых случаях, чувство вины сопровождается еще переживанием жалости друг к другу. Супруги как бы меняются местами периодически: один винит себя за болезнь ребенка, другой  его жалеет и поддерживает, но так как ситуация не разрешается, то вскоре жалость сменятся собственной виной. В какой-то момент сочетание чувств «жалость-вина» становится способом управления друг другом в паре. Это те чувствительные точки у обоих, на которые легко воздействовать. Причем вина сильно истощает, это энергозатратное чувство, подталкивает к разрыву, освобождению. Но жалость к супругу не дает освободиться, лишает права на разрыв. Эта семейная система может существовать долгие годы, если у супругов хватает возможностей добирать энергию за пределами семьи. За помощью они обращаются обычно, если внутренних и внешних ресурсов не хватает.
Второй вариант: вырастая, ребенок сначала эксплуатирует вину родителя,  потом своим детям внушает чувство вины и продолжает эти отношения со своими детьми.
В этом случае ребенок ощущает себя несчастной жертвой обстоятельств или собственных родителей. В детстве у будущей жертвы была какая-либо ситуация, в которой его родители, в первую очередь мать, почувствовали сильную вину перед ребенком за свои реальные или мнимые ошибки. Родитель чувствует вину, но не проживает ее через искупление, компенсацию или внутреннее признание свершившегося факта страдания ребенка. Признать факты –  признать силу ребенка, его возможность жить собственную жизнь, справляясь с трудностями, с учетом возраста и возможностей. Признать его право и его возможность жить именно той жизнью, которая есть. Без попыток вписать этого ребенка в какую-то другую, идеальную, придуманную картину. Родитель продолжает носить вину в себе, отравляясь ею, отравляя отношения с ребенком, ослабляя его своим чувством вины, инвалидизируя. В них нет подлинной близости, вместо этого вина, страх и манипуляции.  
Растущий ребенок верит родителю, испытывающему вину и ощущает обиду, где-то даже реальную, но многократно  преувеличенную внутри его картины мира. Ощущает себя жертвой, несчастным, обиженным ребенком. Он внутренне верит, что ему все должны что-то хорошее, не потому что он хорош сам по себе и имеет право на любовь и внимание, а потому что он несчастная жертва и нуждается в компенсации пожизненно.  
Ребенок растет и привыкает к такому типу отношений, в котором «управление» людьми осуществляется через его обиду,  их вину и жалость. Жалость в этих отношениях обязательный компонент, поскольку долго пребывать только в чувстве вины человек не может, трансформируя ее в злость и разряжая ситуацию. Жалость блокирует даже возможность трансформации, обеспечивая мощный внутренний запрет на проявления злости в адрес несчастной, обиженной жертвы.
Причем у этого ребенка (в последствии взрослого человека) есть реальная проблема в прошлом, или настоящем, которой можно сочувствовать, сопереживать, жалеть. Подвох в соотношении интенсивности реальных страданий и внушаемой вины, запрашиваемой жалости – они друг другу не соответствуют.
Взрослый человек продолжает эксплуатировать чувство вины в близких людях. Он может быть успешен в каких-то сферах жизни: работе, учебе, построении карьеры, в коллегиальный отношениях. А в семье или с близкими друзьями активно давить на жалость и эксплуатировать вину, добиваясь желаемого. У него не сформированы другие способы удовлетворения потребностей.
Потом такой человек-жертва строит отношения со своими детьми тоже через обвинения и эксплуатацию чувства вины. Это могут быть фразы: «Я отдала тебе всю жизнь», «Я пожертвовала карьерой, молодостью, здоровьем, чтобы ты родился», «Я ночей не спала, пока ты была маленькой»…
Виноватыми близкими управлять гораздо легче, они всеми силами стараются исправить ситуацию, загладить или компенсировать вину.  Это ни к чему не приводит, эту внушенную вину в принципе исправить невозможно, поскольку проблема не в настоящих, реальных отношениях, а в далеком прошлом родителя-жертвы. И у ребенка нет таких ресурсов, чтобы что-то компенсировать родителю. Собственную жизнь, данную родителями, никак компенсировать невозможно. А в реальности и не нужно! Право на жизнь – просто право по факту рождения, за него не нужно платить.
Чем менее осознанно чувство вины, чем меньше понимания за что, какой реальный поступок, человек винит себя, тем более токсична вина. Люди в этих отношениях могут даже «специально» создавать ситуации, в которых их можно обвинить. Чтоб хотя бы не просто так, а за реальные вещи страдать.
Жертва редко доходит до психотерапии. Пока рядом есть пища, тот человек, чьей виной можно питаться, поддерживая свою жертвенность и ущербность, вызывая к себе жалость,  ей помощь реальная не нужна.
Если все же жертва доходит до терапии, изначально она подсознательно ожидает что психолог – это ее еда. Новый источник ресурсов, который будет ее кормить. А вовсе не работать идет, нет реальной, осознанной потребности в изменениях. Они могут появиться, только если сопутствующие жизненные проблемы достаточно серьезны и подталкивают к изменениям.
А вот человек – «пища» до психолога может и дойти, когда ресурсы будут заканчиваться. Чаще это не супруг жертвы, а выросшие дети, измотанные и уставшие жить в чувстве вины перед родителем.  Винящиеся тоже не особо работоспособны, особенно в начале, они приходят добрать энергии, которой внутри системы не хватает, но понимание, что нужны глубинные изменения приходит не ко всем.
В психологической работе важно возвращение человеку права жить свою собственную жизнь. Признание права на свободу, на совершение ошибок. И возвращение ответственности за себя, и свою жизнь.
Каким образом это происходит в работе с психологом?
Когда ко мне обращаются клиенты с подобными переживаниями, мы вместе поэтапно разбираемся в происходящем. Как правило, это начинается с выделения отдельных чувств из сплошного комка боли и напряжения – чувств вины, жалости, злости, обиды, страха….  И отреагирования хотя бы части этих переживаний, чтобы снизить напряжение и иметь возможность разбираться в происходящем.
Важно разделить вину реальную, за какие-то конкретные действия или бездействия и внушенную вину, не имеющую под собой оснований в реальности. Реальная вина разрешается, проживается через признание факта причиненного ущерба и извинение. Могут быть предприняты какие-то действия по исправлению ошибки или компенсации ущерба, если это возможно. То есть клиент переходит от переживания вины к принятию ответственности за происходящее и свободе выбора дальнейших действий.
Отдельная часть работы про жалость, сочувствие страданиям «жертвы» и обессиливание ее через стремление спасти. В процессе работы выясняется, как у конкретного человека запускается чувство вины, в связи с чем. Происходит переосмысление привычных способов реагирования, установок  и ложных убеждений, мешающих жить.
Самое важное, что происходит в процессе освобождения от вины – появляется свобода выбора. Свобода чувств, реакций, действий и готовность жить с последствиями своего выбора.